Какие споры с публичным элементом можно разрешать в третейских судах, а какие - нет? Конституционный и Верховный суд по-разному отвечают на этот вопрос. Их разъяснения обсудили эксперты на деловом завтраке в рамках ПМЮФ. Когда легко или, наоборот, сложно признать недействительной третейскую оговорку и почему повышенные барьеры для третейских судов уже неактуальны?
В рамках ПМЮФ состоялся деловой завтрак «Конституция, публичный элемент и свобода выбора арбитража: насколько широка юрисдикция государственного суда?» докладчики обсудили проблемы арбитрабельности споров с публичным элементом. Кто-то считает, что часть из них можно разрешать в третейских судах, а кто-то против. «КС в постановлении от 26 мая 2011 г. N 10-П написал, что все изъятия из арбитрабельности должны быть четко указаны в законе. Но ВС считает, что везде, где есть госденьги, судиться в третейских судах нельзя, если нет более значимого интереса», - объясняет суть партнер «ЕПАМ» Дмитрий Степанов. По его словам, "более значимый интерес" - это расплывчатое понятие, а судебная практика придерживается ограничительной позиции. Но это противоречит Конституции, убежден Степанов, и защищать интересы клиентов надо с помощью позиции КС.
По словам начальника управления частного права КС Андрея Рыбалова, в этот суд часто поступают обращения об арбитрабельности споров. КС при этом не отступает от позиции о неарбитрабельности споров из публично-правовых отношений. По мнению КС, третейский суд – не судебная власть по смыслу Конституции. «Это право на судебную защиту, но не в рамках судебной системы», - объяснил представитель КС.
Закупки по 223-ФЗ точно должны быть арбитрабельны, считает партнер юргруппы «Яковлев и партнеры» Екатерина Смирнова. Она не видит тут концентрации публичных интересов. Аргументы противников третейской оговорки (нарушение гласности, публичности, неэффективное расходование средст) несостоятельны, полагает докладчик. Самый «сильный» довод о нарушении автономии воли отклонил Верховный суд со ссылкой на эстоппель, поделилась Смирнова: «Вы обжаловали условие закупки [о третейской оговорке]? Составляли протокол разногласий? Если не предприняли ничего для защиты прав – потеряли возможность их защитить». Участники госзакупок не жертвы, если надо – они активно пишут жалобы, добавила Смирнова.
Защита от карманных судов, навязанная третейская оговорка и другое
С 2012 года Высший арбитражный суд признал неарбитрабельным ряд споров: из инвестконтракта с муниципальным образованием, из концессионных соглашений, из договора аренды лесных участков и так далее. По оценке старшего юриста Norton Rose Fullbright Андрея Панова, таким образом инстанция пыталась бороться с конкретными карманными арбитражами. Он прочитал названия учреждений в тех делах: Александровский третейский суд, Третейский суд при ассоциации лесопользователей и так далее.
На протяжении последних 15 лет [до реформы, сократившей число третейских судов – Право.ru] третейские суды были способом попасть в ЕГРП или провести рейдерский захват, констатировал партнер «Пепеляев Групп» Роман Бевзенко. По его словам, это не могло привести любого порядочного юриста к выводу о том, что арбитраж – это негодное средство для массовых злоупотреблений. Он рассказал о возможных барьерах, например, исключительной подсудности, когда дело должен рассмотреть конкретный государственный суд. Еще один провод признать оговорку недействительной – ее подписание под давлением. Но это надо оценивать в каждом конкретном случае, полагает Бевзенко: одно дело, если договор о продаже товара [без третейской оговорки] можно подписать с кем-то еще, другое дело – если на товар другого покупателя нет, например, шильдики «Автоваза» купит только «Автоваз».
По словам управляющего партнера АБ «Бартолиус» Юлия Тая, проблема с третейскими судами будто бы современная, но если открыть работы 19 века – в них можно встретить знакомые нарушения и злоупотребления. У судов, по его словам, «когнитивный диссонанс»: они жалуются, что перегружены, предлагают убрать мотивировку. Но если третейский суд появляется, они заявляют: «Нет, вы нам не нужны». В то же время, нельзя отдавать на откуп негосударственным арбитражам все вопросы. Главное, по мнению Тая, - это нормативная определенность, чтобы люди четко понимали, куда и когда они могут обратиться. Для этого он предлагает описать в законе такое понятие, как публичный интерес – фактор, который указывает на неарбитрабельность спора. Это «неординарная задача для законодателя», но изучение судебной практики должно помочь выявить «тонкие места», обнадеживает Тай.
О вопросах арбитрабельности споров в международных учреждениях рассказал управляющий партнер юргруппы Paradigma Климент Русакомский. По его словам, с одной стороны, невозможность разрешить спор в международном арбитраже означает ограниченный инструментарий и предвзятость российских судов. С другой стороны, споры, связанные с государственным элементом или недвижимостью на территории РФ [суверенные споры], не могут и не должны рассматриваться в международных арбитражах, рассуждает Русакомский. Есть риск столкнуться с той же предвзятостью и политизированностью, а к тому же, иностранные арбитры не могут понимать менталитет и тренд развития государства. Между этими группами споров должно быть очень точное разграничение, подытожил Русакомский.
Евгения Ефименко, Право.ru
