Цискаридзе, Иксанов и Вован

Этот балет надо экспортировать 

В минувшую пятницу Тверской районный суд Москвы познал аншлаг. В узких коридорах и предбаннике перед залом, где рассматривался иск, люди с камерами и диктофонами стояли вплотную. Народный артист Николай Цискаридзе судился с Большим театром. ГАБТ представляло бюро ЕПАМ, адвокаты Анна Иванова и Алина Кудрявцева. Иск был удовлетворен ровно наполовину. Из двух выговоров, объявленных дирекцией ГАБТа народному артисту Цискаридзе за подрыв репутации театра — от 5 и 20 февраля, — суд оставил в силе второй. Приговор судьи Евгения Комисарова таинствен. Трудно понять, почему то, что Цискаридзе сказал «МК», по мнению суда, не тянет на выговор, а то, что сформулировал для BBC Russian и Владимира Соловьева, как раз тянет. «Новая» предоставляет слово истцу и представителю ответчика.

Николай ЦИСКАРИДЗЕ:

Это — показательный процесс

— Николай Максимович, вы, похоже, из звезд мирового балета перешли в разряд преследуемых за убеждения и публичные высказывания?

— Да, на сегодняшний день то, что происходит вокруг меня, — это уже политический процесс. Администрация Большого вначале предложила мне мировое соглашение.

— А в ответ?

— Ничего! Предложили только отозвать иск. Это был очередной пиар-ход, который нужен для того, чтобы все СМИ раструбили, что вот они хотят мировую, а я такой несговорчивый. Теперь один выговор отменен, другой остался в силе.

— Как вы сегодня себя ощущаете в Большом театре?

— Замечательно! Нет ни одного человека, который бы меня не поддерживал, начиная от вахтеров и билетеров, заканчивая артистами. Нет ни одного человека, который не был бы со мной солидарен.

— Ну а чего тогда такая солидарная труппа не выступит публично в вашу защиту, не объявит администрации импичмент?

— Люди боятся! Им жить еще, жить и работать. Так всегда было и так всегда будет. Не первый раз, когда над известными артистами так издеваются в Большом.

Но есть Конституция и есть трудовое законодательство страны. Они должны быть учтены. Я сразу понял, что никакого мирового соглашения не будет, что все это сделано, чтобы потянуть время. Если послушать диалог пранкеров с министром культуры и господином Иксановым, все станет понятно. Это сговор и настоящая травля. Я про это говорю последние два месяца. Но если раньше это было бездоказательно, только мой голос, то теперь есть прямое доказательство. Мединский, в частности, говорит, что окажет любую поддержку администрации Большого.

— Благодаря скандалу стал широко известен пункт 74 правил внутреннего распорядка жизни Большого театра, который запрещает негативно оценивать руководство и давать интервью «без согласования». Артиста еще никогда не наказывали за общение с прессой. Вы — флагман…

— В приказах приведены статьи, в которых, по мнению администрации, я оскорбляю Большой театр. Да, они считают, что я нарушил правила, что мы, артисты, не имеем права общаться с прессой. А это очевидно противоречит праву гражданина на свободу мнения, гарантированную Конституцией РФ. Если нарушается Конституция, как мы выглядим в глазах мировой общественности?

И главный вопрос — кто из нас олицетворяет Большой театр?! Они или я?!

Два месяца в мою сторону несутся абсолютно бездоказательные обвинения, бездоказательные по всем пунктам. Та сторона почему-то имеет право в моем лице оскорблять Большой театр, позволяет себе всевозможные грязные намеки.

Если сейчас со мною сделают то, что собираются, это будет сигналом для всех. Если можно уничтожить Цискаридзе, то можно уничтожить любого. Это — показательный процесс.

Алина КУДРЯВЦЕВА:

Мы считаем законными оба выговора

— Сформулируйте, пожалуйста, позицию Большого театра по отношению к иску Николая Цискаридзе.

— Вас интересует отношение к результату? Оно состоит в том, что мы удовлетворены той частью, в которой суд отказал в отмене выговора. В отношении той части, где выговор отменен, мы будем оценивать мотивированное решение и уже исходя из этого принимать решение об апелляции. То, что было оглашено в зале суда, это резулятивная часть, а правовое обоснование будет дано в мотивировке, которую суд обещал изготовить к 18 апреля.

— И все-таки: почему из двух выговоров, вынесенных по одинаковым мотивам, один отменен, а другой оставлен: чем одна ситуация отличается от другой?

— Неблагодарное дело сравнивать, если мы говорим о содержании выговоров; суд выскажет свою позицию по процедуре вынесения и по содержанию тех интервью, за которые были вынесены дисциплинарные взыскания.

— Нет прецедентов, когда артистов наказывали бы за то, что они общаются с прессой. Ваше отношение к этому?

— Это я не готова комментировать. Мы считаем законными оба выговора — и первый и второй, посмотрим, почему суд с нами не согласился, и будем принимать решение. Позиция театра заключается в том, что при общении с прессой был нарушен порядок предоставления интервью и общения со СМИ по вопросам, касающимся непосредственно деятельности театра. Кроме того, были допущены не критические и негативные высказывания, а высказывания резко оскорбительного характера, которые причинили вред деловой репутации театра. Эти действия нарушают правила трудового внутреннего распорядка. В свою очередь, на основании Трудового кодекса это является основанием для применения мер дисциплинарного взыскания.

— Цитаты резко оскорбительного характера были приведены в суде?

— Да, суд зачитал интервью в «МК», Русской службе Би-би-си и «Совершенно секретно». Все, что произносится сотрудниками ГАБТа, относятся они к творческому составу или к администрации, учитывая международный имидж Большого театра и то, что артисты с театром ассоциируются непосредственно, влияет на восприятие со стороны общественности, в том числе международной. Именно поэтому установлена соответствующая норма в правилах внутреннего трудового распорядка. Она соответствует мировой практике.

— На что можно сослаться в мировой практике?

— Ссылаться я бы сейчас не стала. Речь о той грани, которая предусмотрена 152-й статьей Гражданского кодекса РФ и не допускает распространение порочащих и оскорбительных высказываний…

— Если человек работает в закрытом «ящике» и выдает военные секреты, тут все понятно, но если в театре — где переход от свободы слова к диффамации?

— Свобода слова заканчивается там, где начинается сфера деловой репутации.

От редакции

Настоящая бомба была взорвана недавним апрельским днем в больших культурных кабинетах. Настолько комично-скандальная и одновременно постыдная для хозяев кабинетов, что ее предпочли «не заметить». Герои скандала — пранкеры. То есть телефонные мистификаторы, виртуозы голосовых подделок. «Пробив» закрытые номера служебного пользования, некто, обладающий уверенной способностью подделывать голос и интонацию, якобы позвонил министру культуры Владимиру Мединскому, представился Сергеем Филиным и потребовал объяснить, почему министерство не вмешивается в историю с Цискаридзе? Мединский попытался успокоить самозванца: «…я не могу уволить Цискаридзе, могу только уволить Иксанова. Но административную поддержку мы Иксанову обеспечиваем полностью. И вас защищаем в публичной плоскости…»

Затем пранкер (называющий себя Вованом и признающийся, что ему 26 лет) позвонил директору ГАБТа Анатолию Иксанову и якобы представился как раз Мединским. С тем же вопросом: доколе можно возиться с этим Цискаридзе, надо что-то кардинально решать. Иксанов с министром был чистосердечен: «…мы в процессе, ждем третьего выговора, но с ним работают серьезные юристы, его поддерживает «очень высокопоставленный человек».

Такой высокопоставленности, признался Анатолий Геннадьевич, что даже фамилию по телефону нельзя назвать. После чего самозванец, как водится, все выложил в Сети.

Все это совершилось не только в лучших традициях Николая Васильевича Гоголя (о, как он все угадал!), но и в новейшем стиле анекдотичности нынешней культурной власти. После таких скандалов неотвратимо наступает время решений. Время, когда на сцену выходит настоящий ревизор.