«Карты на стол»
Раскрытие доказательств придумано для того, чтобы свершить истинное правосудие
Автор комментария к статье Сергея Михайлова «Незавершенное реформирование»(см.: «АГ». 2019. № 14 (295)) отмечает, что в той редакции, в которой ч. 3 ст. 56 ГПК РФ должна вступить в силу, в словах «должно раскрыть» отражено простое бремя доказывания в виде обязанности каждой стороны представить доказательства, которые поддерживают заявленные требования или возражения. Между тем все большее число споров с российскими сторонами ведутся в зарубежных судах и арбитражах по правилам процесса common law, где есть и перекрестный допрос свидетелей, и стандартное раскрытие доказательств. Должен ли российский процесс оставаться в стороне от этой тенденции или ему необходимо измениться настолько, чтобы сделать свои процедуры такими же гибкими и конкурентоспособными, как правила современных арбитражных институтов или английского суда?
Термин «раскрытие доказательств» (disclosure) пришел в наше процессуальное законодательство из правовой культуры common law, где он является краеугольным элементом гражданского процесса. В Великобритании (CPR 31.6) под стандартным раскрытием доказательств подразумевается обязанность каждой стороны раскрыть следующие материалы: а) документы, на которые она ссылается; б) документы, которые негативно влияют на ее позицию, а также на позицию другой стороны; в) документы, которые поддерживают позицию другой стороны. Раскрытие позволяет вести процесс на основе принципа «карты на стол»1. В ответ на возражения против такого правила английский судья Дональдсон в деле Davies v Eli Lilly&Co 1987 г. парирует: «Судебное разбирательство – это не война и даже не игра. Оно придумано для того, чтобы свершить истинное правосудие между тяжущимися и, если у суда нет всей необходимой информации, он не может достичь этой цели» (Davies v Ely Lilly & Co [1987] 1 W.L.R. 428).
К сожалению, в ч. 3 ст. 56 ГПК РФ под «раскрытием» подразумевается отнюдь не то, что присуще смыслу этого понятия в его «классическом» понимании, когда каждая сторона должна раскрыть документы как «за», так и «против» своей позиции. В той редакции, в которой ч. 3 ст. 56 ГПК РФ должна вступить в силу, в словах «должно раскрыть» отражено простое бремя доказывания в виде обязанности каждой стороны представить доказательства, поддерживающие заявленные требования или возражения. Это соответствует отечественной доктрине, в которой обоснование требований со ссылкой на подтверждающие факты считается правом стороны. Как отмечает профессор А.Х. Гольмстен2, «доказывание есть предмет права стороны и права исключительного». Конечно, требовать от суда, чтобы он контролировал использование лицом своего права на доказывание – это очень трудная задача. Сама идея такого контроля уводит от состязательного начала процесса.
Автор статьи совершенно прав, отмечая, что у отечественных судов по существу нет иных форм контроля за добросовестным раскрытием доказательств, кроме возложения на недобросовестную сторону издержек за потерю времени. Но и эта мера применяется эпизодически, поскольку в законе о ней прямо не говорится. Он обоснованно беспокоится о том, что, введя понятие «раскрытие доказательств» в ст. 56 ГПК РФ, законодатель оставил прежним последствия неисполнения или ненадлежащего исполнения соответствующей обязанности. Таким образом, внедрение данного понятия представляет собой развитие отечественного процесса, но развитие несмелое, весьма осторожное, не влекущее кардинальных изменений в процессуальном правоотношении «стороны – суд».
Что же происходит за рубежом, пока отечественный гражданский процесс осторожно эволюционирует? Мы видим все большее число споров с российскими сторонами, многие из которых определяют судьбу крупнейших отечественных компаний и семейных состояний, в зарубежных судах и арбитражах по правилам процесса common law. Российские бизнесмены охотно выбирают форумы с процессуальными правилами, предусматривающими и перекрестный допрос свидетелей, и стандартное раскрытие доказательств, тратя на разбирательства значительные средства. Причем одной из самых «дорогих» частей процесса как раз является раскрытие документов сторонами, которое обычно занимает 2–3 месяца и контролируется юридическими фирмами, представляющими тяжущиеся стороны. При этом обязательство по раскрытию длящееся и существует вплоть до вынесения судом решения. Должен ли российский процесс оставаться в стороне от этой тенденции или ему необходимо измениться настолько, чтобы сделать свои процедуры такими же гибкими и конкурентоспособными, как правила современных арбитражных институтов или английского суда? Над этим стоит серьезно подумать. В связи с этим интересно отметить, что в Казахстане в Международном финансовом центре Астаны создали специальный суд по английскому образцу и правилам, пригласив на должности всемирно известных английских судей, что существенно повысило привлекательность Финансового центра для его резидентов.
Размышляя о дальнейшем развитии норм о раскрытии доказательств в нашей стране, нужно помнить, что контроль за проведением раскрытия в английском процессе лежит на солиситорах сторон, которые являются в данном случае не cтолько адвокатами, сколько «офицерами суда» (officers of the court). Солиситоры рискуют своей лицензией на юридическую практику, удостоверяя, что представляемая ими сторона раскрыла все, что относится к делу. Утаивание документов грозит потерей практики. Поэтому раскрытие там реально работает. У нас сломано много копий по поводу «адвокатской монополии». Но наличие у сторон профессиональных представителей, а у суда – помощников в лице адвокатов сторон гарантирует правильность процедуры и дает судье совершенно другие возможности по качественному «менеджменту» дела как при его подготовке, так и на слушаниях. В случае злоупотреблений у суда всегда есть возможность применить меру ответственности к тому, кто, игнорируя профессиональные обязанности, препятствует эффективному осуществлению правосудия.
1 O’Hare&Browne Civil Litigation. 14th Ed., p. 475.
2 Гольмстен А.Х. Учебник русского гражданского процесса. СПб., 1913. С. 182, 205.
Автор - Евгений Ращевский, партнер АБ ЕПАМ, руководитель практики международных арбитражных и судебных споров, к.ю.н.
Материал выпуска № 14 (295) 16-31 июля 2019 года.
