Формальное соблюдение норм права не всегда означает следование закону: российские суды все чаще оценивают добросовестность участников споров. Это, в свою очередь, вызывает споры о критериях такой оценки.
Что такое хорошо
Принятая еще в 1994 году первоначальная редакция Гражданского кодекса РФ (ГК) позволяла служителям Фемиды отклонять иски злоупотребляющего правом лица, в том числе осуществляющего спорные действия исключительно с намерением причинить вред. Но устойчивая практика применения этой нормы стала формироваться только в последние годы, когда о необходимости вести себя добросовестно «напомнили» в самой первой статье ГК.
Россия традиционно считалась страной «писаного права», и большинство участников рынка пока критически оценивают новеллу. «В нашей стране традиционно преобладает нормативный подход к пониманию права. Не удивительно, что любое отступление от буквы закона трактуется как своеобразный произвол», — убеждена советник адвокатского бюро ЕПАМ Татьяна Невеева.
Однако, по ее мнению, это не означает, что в российском праве полностью отсутствуют оценочные понятия, а стремительное усложнение гражданского оборота в последние десятилетия требует повышения диспозитивности гражданского права.
При этом даже само понятие «добросовестность» оценивается неоднозначно. «Некоторые исследователи воспринимают его исключительно как объективную сторону поведения, другие — как синтез субъективных представлений о правильном поведении в определенных ситуациях», — говорит старший юрист компании Rightmark Group Александра Петрова. На взгляд Татьяны Невеевой, добросовестность определяется действующими в обществе социальными нормами и юридической доктриной. Более конкретное содержание этому понятию придается формирующейся судебной практикой.
Сторонники «нового подхода» напоминают: хотя участники гражданских правоотношений и равны, именно принципы добросовестности чаще всего позволяют защитить слабую сторону — например, потребителя, которому банки, страховщики и иные компании нередко навязывают формально законные, но явно невыгодные и обременительные условия. Так, Верховный суд России недавно указал на возможность признания недействительной оговорки договора каско, обязывающей частных автомобилистов ставить спутниковую противоугонную систему конкретной марки.
С другой стороны, нередко недобросовестной признается как раз слабая сторона. К примеру, тот же Верховный суд России допустил отказ в выплате компенсации от государственного Агентства по страхованию вкладов владельцу депозита, заподозрив его в попытке так называемого дробления (в преддверии отзыва у банка лицензии крупный вклад был «разделен» между несколькими лицами).
Катализатором недоверия к признаку «добросовестности» и даже всей судебной системе стало решение по спору политика Алексея Навального с корпорацией «Роснефть» об истребовании документов. Не отрицая такого права истца, арбитражный суд пришел к выводу об отсутствии у него «материально-правового интереса» и отклонил формально бесспорный иск.
Что такое плохо
Участники рынка опасаются непредсказуемости субъективных оценок «добросовестности». Наряду с признаками кабальности, заблуждения и иными почти любой договор теперь можно поставить под сомнение. Не отрицая необходимости защищаться от злоупотреблений, бизнесмены полагают необходимым формализовать или ограничить судейское усмотрение.
Эксперты считают такой подход бесперспективным. Так, управляющий партнер адвокатского бюро «Прайм Эдвайс» Инна Вавилова предлагает не «демонизировать» субъективность в практике использования оценочных понятий и не расценивать ее как «волюнтаризм и отсутствие единообразных критериев». Ведь идеальных законов в природе не существует. «При полном ограничении «субъективной оценки» писаные нормы окажутся бессмысленными, если не будет воли государства и судов на их надлежащее справедливое применение. При этом равенство правовых возможностей, гибкость при обеспечении баланса прав и интересов участников правоотношений невозможны без широкой свободы усмотрения. Она позволяет приспосабливать конкретные потребности к постоянно меняющимся нуждам экономического оборота», — констатирует Вавилова.
Александра Петрова из Rightmark Group уверена, что границы судейского усмотрения изначально ограничены законом: «В частности, суд должен обосновывать, почему поведение лица не соответствовало объективным ожиданиям либо не учитывало права и законные интересы другой стороны». Пусть такая трактовка и приводит к смешению добросовестности и разумности, но на практике не позволяет оценивать поведение стороны в отрыве от объективной реальности, полагает эксперт.
«Предоставляя судьям право самостоятельно оценивать добросовестность сторон, достаточно сложно одновременно их ограничивать в каком-то универсальном варианте, — констатирует старший партнер коллегии адвокатов Pen & Paper Валерий Зинченко. — Служители Фемиды должны подробно аргументировать свои выводы относительно добросовестности той или иной стороны. Это поможет избежать беспредметного необоснованного применения такого принципа на фоне снижения доверия к судьям, в том числе из-за участившейся «политизированности» процессов».
Некоторые юристы видят противоречия внутри самого Гражданского кодекса РФ. С одной стороны, он презюмирует добросовестность всех участников отношений. С другой — возлагает на нарушившее обязательство лицо обязанность доказывать свою невиновность.
«Парадокс в том, что вина раскрывается через непроявление лицом должной внимательности и осмотрительности, то есть тесно связана с понятием недобросовестности. Что фактически создает одновременную презумпцию и добросовестности, и недобросовестности (вины). В таких случаях задача юриста становится особо значимой — уйти от абсурда и найти тот баланс здравомыслия, который позволяет применять норму права адекватно», — полагает Инна Вавилова.
У кого секретов нет
Эксперты указывают и на другие субъективные критерии, которые стали активно применяться судами. В частности, на признаки кабальной сделки.
Таковой служители Фемиды признали, например, договор кредитования под 100% годовых нуждающегося в немедленном приобретении нового транспортного средства индивидуального предпринимателя. При этом ЦБ считает чуть ли не обычным делом выдачу микрофинансовыми организациями, наверное, еще более нуждающимся частным лицам «займов до зарплаты» под 800% годовых.
Не обнаружил суд признаков кабальности и в навязываемом петербургским распространителям рекламы договоре, по которому те вынуждены выплачивать занимающему монопольное положение госпредприятию пени в размере 10% в сутки (или 3650% годовых).
Еще более сомнительно признание целей сделок «противными основам правопорядка или нравственности». Хотя высшие инстанции считают таковыми только явно противозаконные операции (например, с оружием, наркотиками, поддельными ценными бумагами, заказы на изготовление экстремистской литературы и иные), неопределенность нормы закона и сегодня позволяет очень многим участникам рынка подавать самые непредсказуемые иски.
Автор: Павел Нетупский, РБК+