С периодичностью раз в два-три года в России раздаются призывы к повышению минимальных уставных капиталов для АО и ООО.
Если цель подобных инициатив — защита интересов кредиторов компаний, то достижима ли она таким образом? Если смысл в том, чтобы притормозить создание новых компаний, так называемых фирм-однодневок, то этой цели можно добиться иными средствами, например поправками в Уголовный кодекс. Но если регулирование размера уставного капитала не решает ни одной из указанных задач, нужен ли вообще подобный анахронизм?
С предложениями повысить минимальный размер уставного капитала выступали и правоохранители, и представители налоговой службы, и судьи. Последней по времени является инициатива президентского совета по кодификации гражданского законодательства, предложившего в рамках поправок в Гражданский кодекс повысить минимальный уровень уставного капитала для ООО до 500 000 руб., для АО — до 5 000 000 руб.
Правоохранители обычно преследуют цели сокращения массовой регистрации фирм-однодневок, а академические ученые говорят о защите таким образом интересов кредиторов юридического лица и следовании юридической традиции — так повелось в Европе, опыту правового регулирования которой мы исторически следовали всегда.
К сожалению, политики, решая сиюминутные задачи посредством простых на вид юридических решений, построенных в рамках линейной рассудочной логики (в одном месте перекроем кислород, но тут же прекратится незаконная активность в другом), зачастую не понимают, что подобный линейный эффект оказывается неработающим. Напротив, юристы — народ увлеченный, точнее, увлекающийся: если что-то повторять, то в это начинаешь верить и пытаешься убедить в этом других. Однако стоит посмотреть на судебную практику, чтобы понять, что никого и ничего уставный капитал не защищает.
Как обычно рассуждают политики в данном случае? Необходимо повысить минимальный уставный капитал, ввести жесткие требования по видам имущества, которые могут вноситься в оплату капитала, обозначить жесткие санкции (вплоть до уголовных) за несоблюдение подобных требований — вот тогда и будет поставлен заслон массовому созданию фирм-однодневок. Тем самым — повышая уставный капитал — законодатель повышает входной барьер для ведения бизнеса. Понятно, что от такого решения страдают так или иначе все — и жулики, и добропорядочные бизнесмены.
Однако является ли подобный барьер реально заградительным на пути создания фирм-однодневок? Думаю, за ответом на подобный вопрос далеко ходить не надо — достаточно посмотреть, как сейчас оплачивается минимальный уставный капитал в массово создаваемых (на продажу) ООО и ЗАО, которые сотнями и тысячами регистрируются каждый день. Во всех таких компаниях оплата уставного капитала — это пустая формальность, один из шагов в цепочке действий по регистрации компании. Нужно оплатить уставный капитал, как того требует закон? Оплатим — векселем, иным имуществом, если нужно — деньгами. Правда, сразу после регистрации компании деньги уйдут на сторону, по существу, обратно тому, кто их дал на время, пока создавалась компания. Думаю, что ситуация не изменится с введением даже многомиллионных уставных капиталов — если есть требование закона, соблюдение которого невозможно обеспечить, то оно не будет соблюдаться.
Как раз тут подключаются правоохранители, предлагающие параллельно ввести жесткие санкции за фиктивную оплату уставного капитала и прочие фиктивные виды предпринимательства «без целей осуществления законной предпринимательской деятельности». Все бы хорошо, если бы не пресловутая проблема квалификации: кто будет определять, имело ли создание конкретного юридического лица дозволенную цель или нет? В ситуации, когда уголовное правоприменение лишено последовательности в реализации тех задач, которые от него ожидаются гражданским обществом и добропорядочным бизнес-сообществом и при этом имеет карательный уклон (как видно из судебной статистики), сложно ожидать адекватной поддержки подобных идей.
Иными словами, если бы уголовным преследованием за неоплату уставного капитала в данном случае занимались те же западноевропейские блюстители правопорядка, то, возможно, идея с повышением барьера на открытие фирмы и не воспринималась бы так критически у нас. Остается лишь повторить здесь известную истину, что бизнес — это бизнес самого бизнеса, а потому полицейским лучше в него не вмешиваться, по крайней мере в данном случае.
Что говорят юристы, ратующие за повышение минимального уставного капитала? Помимо традиционных ссылок на зарубежный опыт (в Западной Европе минимальный уставный капитал в среднем 10 000 евро) обычно указывают на повышение гарантий кредиторам. Якобы высокий уставный капитал защищает интересы кредиторов: высокий оплаченный капитал позволяет гарантировать интересы так называемых «кредиторов не по своей воле» (работников, если им не платят вовремя зарплату, лиц, здоровью которых причинен вред, вкладчиков банка при дефолте и т. п.), ведь прочие кредиторы могли выговорить иные варианты защиты своих интересов (банк-кредитор получит залог, коммерческий контрагент обусловит исполнение своего обязательства авансовой оплатой и т. д.).
Забавно, что одни и те же аргументы в защиту высоких уставных капиталов повторяются правоведами из года в год — сначала пишут об этом в учебниках, потом повторяют в научных публикациях и озвучивают с высоких трибун. Однако недавно я задался простой целью — посмотреть, как в судебной практике применяются (и применяются ли вообще) нормы об уставном капитале. Защитили ли хоть одного кредитора подобные правовые построения, и если да, то насколько эффективно.
Анализ судебно-арбитражной практики за последние 20 лет подтвердил догадки, которые, в общем, лежали на поверхности: не обнаружилось ни одного дела, где бы посредством уставного капитала кредитор хозяйственного общества как-либо защитил свои права.
Быть может, таких дел нет вообще просто потому, что институт уставного капитала настолько замечательно работает, что дел и не возникает? Иными словами, уставный капитал имеет упреждающее значение, отпугивая недобросовестных коммерсантов от создания неплатежеспособных компаний, а потому и кредиторы не жалуются. Можно иначе это истолковать: дел нет, потому что уставные капиталы мизерные, реально не оплачены, поэтому и кредиторы не защищены вовсе. Вот повысим уставные капиталы, тогда все будет хорошо.
Зато есть много других дел. Называются они дела о несостоятельности (банкротстве), те самые дела, где кредиторы пытаются получить хоть что-то с компании-должника. Подобные дела дают лишь одно возможное истолкование — уставные капиталы абсолютно беспомощны в деле защиты кредиторов. Более того, не спасают ни многомиллионные размеры, ни специальные механизмы надзора за оплатой и поддержанием капитала. Банкротства крупных компаний-лидеров той или иной отрасли, а равно банкротства регулируемых компаний (банков, страховщиков, профучастников рынка ценных бумаг, где есть жесткий контроль специальных регуляторов) — лучшее тому подтверждение. Помогли там уставные капиталы хотя бы одному кредитору?
Именно практика банкротств подсказывает, что и как нужно делать, чтобы решать те задачи, о которых говорят политики и академические ученые. Если желаете гражданско-правовыми средствами препятствовать созданию компаний, то закручивать гайки нужно не в корпоративном законодательстве, а в банкротном: при банкротстве лимитированная (до того) ответственность учредителей и акционеров по долгам компании устраняется. Ведь если будет доказано, что банкротство стало следствием действий указанных лиц, они понесут имущественную ответственность.
Аналогично с директорами. Пока компания не банкрот, директор, в принципе, не несет личной ответственности перед кредиторами компании, но при банкротстве ситуация меняется принципиально. Соответственно, отрегулируете законодательство о банкротстве — вход в него, возможность привлечения к ответственности тех, кто стоял за компанией, — и тогда появится хоть какой-то шанс: все однодневки сразу не исчезнут, но возникнет реально работающий юридический механизм ответственности. То же самое с защитой кредиторов: если пытаться хоть как-то усилить их защиту, то нужно совершенствовать банкротное законодательство, а не раздувать виртуальный капитал.